Сонет 1From fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty's rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed'st thy light's flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world's fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak'st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee.
От совершенства возвышения мы ждем,
Как будто роза вовсе не должна увянуть,
Но сбережет наследник ее память,
Когда сорвут ее прекрасным днем.
Но вы глазами ясными контракт
С свободным пламенем столь дерзко подписали,
Что голод ложью бесконечной напитали.
В жестокой милости себе теперь вы враг.
Искусство ваше украшает этот мир,
Единственный глашатай весн цветущих,
И ваших благ, в своих бутонах ждущих,
Что для невежд они – потерянный кумир.
Печален мир, что ненасытных порождает
До той красы, что в смерти увядает.
Сонет 2When forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery so gazed on now
Will be a tottered weed of small worth held:
Then being asked where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say within thine own deep-sunken eyes
Were an all-eating shame, and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer, 'This fair child" of mine
Shall sum my count, and make my old excuse',
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it соld.
Когда тебя коснутся сорок зим,
Испортив лик, что был для всех прекрасным,
Столь юным гордым прелестям твоим
И грош-цена окажется напрасной.
Когда же спросят, где тот светлый час,
Краса дней юности, прожитой без покоя,
Ответишь ты, что в мрачном блеске глаз,
Что будет то пустою похвальбою.
Она порочна рядом с красотой,
И лишь одна под старость в ней утеха:
«Хранит мои черты ребенок мой», -
Прекрасный образ твоего успеха.
В потомках прелесть отразится вновь,
И новая краса согреет кровь.